Ось натрапив на цікаву статтю, яку вам пропоную почитати.
(подається без скорочень мовою оригіналу)
____________________________________
На сегодняшний день Украина принадлежит к числу тех государств мира, в которых правовая система устроена таким образом, что тот, кто ворует миллионами, хищнически грабя свой народ, не проведет ни одного дня за решеткой.
В тоже время тот, кто вынужден ради выживания идти на мелкие правонарушения имеет все шансы "ответить по всей строгости закона", т.е. выступить в роли "искупительной жертвы" или "стрелочника".
В этом как раз и заключается подлинная суть "верховенства права" в буржуазном обществе, где действует принцип, как шутят американские юристы, "виновен, пока не доказано, что богат" (guilty till proven rich). В таком обществе закон служит богатым и безжалостен по отношению к бедным, а бедные правонарушители, которых часто на совершение преступления толкает нищета, своими страданиями служат видимости успешной "борьбы с преступностью".
Недавний пример тому – судебный приговор, вынесенный Голосеевским районным судом Киева продавцу киевского радиорынка за распространение нелицензионного программного обеспечения, принадлежащего корпорации Microsoft, который был инициирован этой же корпорацией.
Согласно этому приговору, гражданин Украины, некто Журавель признан виновным и осужден на год и месяц лишения свободы.
Этот, казалось бы, банальный случай с продавцом радиорынка может дать повод для более глубоких размышлений на предмет такого модного ныне понятия, каковым является "информационное (постиндустриальное) общество".
Суть этого понятия заключается в том, что, как полагают его адепты, ключевую роль в развитии глобальной экономики играет информация.
Как пишут немецкие ученые-экономисты: "Мировая экономика пребывает ныне в переломной фазе, значение которой достигает, несомненно, промышленных революций предыдущих столетий. Индустриальная экономика входит в "новую экономику", для которой определяющим является производство, обработка и распространение информации".
При этом те же авторы обращают внимание на тот факт, что информация как экономическое благо имеет ряд свойств, которые коренным образом отличаются от свойств традиционных экономических благ, что коренным образом меняет рыночные структуры.
Здесь для нас важен тот момент, что информация с экономической точки зрения представляет собой совершенно особое явление, которое не укладывается в известные правовые рамки. Из чего необходимо сделать вывод, что и с юридической точки зрения информация является чем-то весьма своеобразным, к чему неприменимы традиционные принципы частного права.
Итак, в контексте информационного общества с новой силой перед нами встает извечный вопрос о частной собственности, в данном случае о частной собственности на информацию.
В современной науке частного (гражданского) права вопрос о частной собственности на информацию был сформулирован в виде института "интеллектуальной собственности", который по самой своей природе вызывает серьезные сомнения с точки зрения классической теории права собственности.
Что касается информации, лежащей в основе понятия интеллектуальной собственности, то она, как признают российские авторы монографии "Собственность в XXI столетии", по сути, "для того и существует, чтобы распространяться и становиться всеобщим достоянием, утрачивая одновременно важнейший признак объекта собственности – "неизбыточность".
Суть в том, что вообще не имеет смысла устанавливать право собственности в отношении тех объектов, которые не редки, а избыточны, например такие, как воздух.
Так, например, в судебной практики во Франции возникли проблемы в связи с вопросом о том, можно ли такую разновидность интеллектуальной собственности, как авторские права вообще квалифицировать в качестве собственности.
В этой связи Кассационный суд Франции даже перестал применять термин "собственность" в отношении авторских прав, заменив его понятиями "монополия" и "исключительное право".
Исходя из сказанного, ни информация вообще, ни "интеллектуальная собственность" в частности, включая авторское право, не могут быть объектом права собственности в силу своей специфической природы.
Вот, например, как смотрят на эту проблему известные социологи Хардт и Негри: "Традиционно капиталистическое право собственности основано на труде: тот, чей труд создает некий товар, имеет право им владеть. Я строю дом, и поэтому он мой. <…>
Однако в самой сфере нематериального производства право или основание претендовать на собственность подрываются той же самой логикой, поскольку работу, которая порождает собственность, нельзя связать с кем-то одним или даже с группой людей.
Нематериальный труд во все большей степени выступает как коллективная деятельность, которую отличает постоянное сотрудничество между бесчисленными индивидуальными производителями.
Кто, к примеру, производит информацию о генетическом коде? Или, в другом случае, от кого исходит знание о благотворном медицинском применении какого-то растения?
В обоих примерах данные и знания порождены человеческим трудом, опытом и изобретательностью, но ни в одном из них такой труд нельзя приписать отдельному индивиду.
Подобное знание всегда создается в сотрудничестве и во взаимодействии, в результате совместной работы в расширяющихся и не имеющих четких границ социальных сетях…
Сами ученые вновь и вновь снабжают нас красноречивыми свидетельствами в пользу того, что знания и информация создаются не личностями, а в коллективном сотрудничестве".
В итоге Хардт и Негри делают вывод, что "юридическое оправдание частного владения подрывается общей, социальной природой производства", а также, что "когда традиционное капиталистическое право или основание претендовать на собственность отступают, то не остается ничего, что защищало бы частную собственность, кроме силы".
Кстати говоря, классики марксизма давно подчеркивали противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения продуктов этого производства.
Именно поэтому они были уверены в необходимости ликвидации частной собственности, являющейся результатом и инструментом эксплуатации человека. Особое звучание и актуальность данный тезис классиков марксизма приобрел в условиях постиндустриальной, информационной экономики.
В качестве примера приведем программное обеспечение (software), которое по существу является плодом коллективного труда и творчества.
Однако крупные ТНК, например, тот же Microsoft, несправедливо присваивают этот коллективный продукт и с помощью права интеллектуальной собственности стремятся к установлению монопольного права на этот продукт и извлечению из него прибыли в ущерб экономическому прогрессу.
При этом как-то не замечается тот факт, что за созданием в недрах компании Microsoft программного обеспечения стоят не усилия одного человека или даже группы лиц, а многовековое развитие науки всего человечества, не подлежащей приватизации.
Несмотря на это, современный капитализм стремится к юридическому закреплению права собственности на информацию, не останавливаясь при этом перед необходимостью прибегать к репрессиям против нарушителей "священного права интеллектуальной собственности".
И такой подход капитализма, по мнению Валлерстайна, не лишен известной логики, поскольку главную прибыль в условиях конкуренции капиталист получает не столько с помощью производства (т.к. в условиях честной и всеобъемлющей конкуренции средняя норма прибыли стремится к нулю), сколько с помощью юридически закрепленных различного рода монополий, включая, разумеется, право интеллектуальной собственности.
Весьма интересно отметить и то, что монополии, обеспечиваемые посредством права интеллектуальной собственности, не оправданы экономически, о чем неоднократно предупреждали ведущие представители либеральной экономической мысли.
Возьмем для примера взгляды таких представительных экономистов, как австро-американский экономист, лауреат Нобелевской премии в области экономики Фридрих Хайек и Вальтер Ойкен, чьи труды оказали заметное влияние на экономические реформы Людвига Эрхарда в послевоенной Германии.
Что касается Фридриха Хайека, то, как ни странно, этот пылкий приверженец частной собственности и свободного предпринимательства, труды которого можно без преувеличения назвать манифестом экономической свободы, неоднократно подчеркивал полную экономическую нецелесообразность правовой защиты интеллектуальной собственности.
Достаточно привести всего одно его высказывание по этому вопросу. "Я сомневаюсь, — пишет Хайек в одном из своих итоговых произведений, — существует ли хоть одно великое литературное произведение, которое не появилось бы на свет, если бы его создатель не был бы в состоянии приобрести исключительные авторские права на него…
Точно так же неоднократно повторявшиеся обращения к проблеме патентного права не подтвердили, что возможность получения патентов на изобретения действительно усиливает поток нового технического знания, а не ведет к расточительной концентрации исследований в областях, где решения проблем можно ожидать в ближайшем будущем и где в соответствии с законом любой, кто найдет решение на миг раньше другого, приобретает право на его исключительное использование в течение длительного периода".
Аналогичную негативную позицию относительно правовой защиты интеллектуальной собственности занимал и Вальтер Ойкен, полагавший, что "формы экономики, несовместимые с конкурентным порядком, т. е. чуждые этой системе формы экономики, часто возникали в связи с современным патентным правом".
Подчеркивая разрушительное влияние патентного права на процесс создания конкурентного экономического порядка, Ойкен писал: "Вопреки ожиданиям, патентное право, несмотря на предусмотренные законом меры предосторожности, породило четко выраженные тенденции к образованию монополий и концентрации промышленности".
Таким образом, можно с полным основанием утверждать, что с экономической точки зрения правовая защита интеллектуальной собственности противоречит принципу экономической свободы, который отстаивается либералами.
Тем не менее, в условиях информационного общества современный капитализм неуклонно трансформируется в неолиберальный киберфашизм, для которого характерны такие черты:
во-первых, частное присвоение и монополизация результатов коллективного интеллектуального труда в процессе создания информационного продукта;
во-вторых, приватизация прибыли и социализация расходов;
в-третьих, использование открытых форм репрессии по отношению к тем, кто нарушает право интеллектуальной собственности и тем самым мешает капиталистам получать необоснованные сверхприбыли;
в-четвертых, использование мощного пропагандистского аппарата с целью внедрения в массовое сознание тезиса о том, что интеллектуальная собственность представляет собой священное и неприкосновенное право, такое же, как и право собственности на материальные вещи (чего стоит, к примеру, такой термин, как "пиратство").
Одной из правовых основ киберфашизма является Соглашение о торговых аспектах прав интеллектуальной собственности (Соглашение ТРИПС), являющееся одним из трех столпов, на которых покоится Всемирная торговая организация (ВТО).
Так, уже вскоре после начала деятельности ВТО ряд стран выказал серьезное недовольство в связи с действием Соглашения ТРИПС.
Во-первых, Соглашение ТРИПС фактически закрепило монополию крупных западных фармацевтических корпораций в отношении некоторых лекарств, в которых особенно нуждались развивающиеся страны для борьбы с эпидемическими заболеваниями, включая СПИД.
Во-вторых, Соглашение ТРИПС ускорило монополизацию рынка программного обеспечения американскими компаниями.
Один из американских экспертов Ричард Сталлман заявил по этому поводу: "Представьте себе мир, в котором запрещен обмен рецептами приготовления пищи. Это как раз то, что пытаются сделать со свободным программным обеспечением".
На одном из "круглых столов", посвященных проблемам реализации Соглашения ТРИПС, участники пришли к неутешительному выводу, что вместо оказания содействия в развитии технологически отсталых стран
Соглашение ТРИПС ведет к монополизации рынков западными компаниями и, создавая иллюзию борьбы с голодом, на самом деле разрушает международное сотрудничество и может даже вызвать голод в будущем.
Попытки как-то изменить Соглашение ТРИПС, предоставив развивающимся странам большие возможности в плане адаптации к его требованиям, носили сугубо косметический характер и не достигли желаемого результата.
Между тем, именно в условиях информационного общества мы являемся свидетелями непримиримого противоречия между прогрессивным и свободным технологическим развитием человечества и частной собственностью на информацию, которая превратилась в оковы этого прогресса.
Этот как раз и есть тот самый конфликт между новым уровнем развития производительных сил и устаревшими производственными отношениями, о котором писали классики марксизма.
Причем этот конфликт происходит на фоне процесса "умирания частной собственности", о чем хорошо написал в своей работе "Частная собственность устарела" профессор Александр Бузгалин.
Вот что пишет профессор Бузгалин о новом типе ресурсов в постиндустриальной экономике в виде "культурных ценностей": "Эти всеобщие "ресурсы", составляющие основу экономики знаний, по своей природе уже не нуждаются во внешнем ограничении доступа к ним, могут не быть объектом частной собственности. Более того, частная собственность лишь искусственно ограничивает доступ к ним, создавая преграды на пути освоения культуры. Безусловно, собственно материальное производство останется, но как один из относительно малозначительных секторов экономики (с долей занятых менее четверти трудоспособного населения). Господствующей становится сфера "производства" культурных ценностей, т. е. общественных благ".
При этом, по мнению Бузгалина, происходит неуклонная социализация частной собственности.
В таких условиях единственной альтернативой неолиберальному киберфашизму как в Украине, так и во всем мире, может быть только социалистическая кибердемократия, предполагающая не только свободное использование информации, но также активное и сознательное созидание того, что академик Вернадский называл "сферой разума" (ноосферой), в основе которой лежат такие ценности, как гуманизм, свобода и социальная справедливость.
Так что решение украинского суда, инициированное корпорацией Microsoft, является весьма значимым и даже судьбоносным с точки зрения основного вектора развития общества.
К сожалению, украинские правозащитные организации как-то подозрительно промолчали по этому поводу, несмотря на то, что здесь оказалось задето такое важное право человека, как право на свободное получение и распространение информации.
Неужели это связано с их финансовой зависимостью от западных грантов?
С учетом сказанного можно выдвинуть несколько конкретных предложений.
Во-первых, в Украине должны быть отменены репрессивные законы, которые под видом защиты "интеллектуальной собственности" ведут к нарушениям прав человека и попыткам приватизации и монополизации информационных продуктов, созданных благодаря коллективным усилиям.
Такого рода продукты в силу самой природы своего создания не должны быть приватизированы, а должны принадлежать всему обществу.
Во-вторых, на территории Украины следует запретить деятельность компании Microsoft как киберфашистской структуры, чья деятельность объективно направлена против принципа свободы информации, а также стоит на пути прогрессивного технологического развития Украины.
В-третьих, судьи Голосеевского суда, принявшие упомянутое постыдное решение, должны быть привлечены к ответственности в связи с нарушением прав человека.
Одним словом, киберфашизм в Украине должен быть остановлен!
